В прошлом году freedomhouse.kg поддержал Группы помощи женщинам в Кара-Суу и Базар-Коргоне через офисы Центра прав человека и Кылым Шамы в Оше. Это были небольшие краткосрочные проекты по оценке ограниченного числа семей (около 60 в общей сложности) в районах с недостаточным международным и местным вниманием после погромов 2010 года. Было выявлено большое количество потребностей, включая безработицу, проблемы с топливом, недостаток строительных материалов и компенсаций за разрушенные дома. Даже детские игрушки были уничтожены, на что freedomhouse.kg организовал их доставку. Семьям была необходима психологическая помощь.
Эксперт рассказала о психосоциальной ситуации на юге Кыргызстана после межэтнического конфликта июня 2010 года и роли госорганов в ее улучшении.
Беседовала Нурайым Акниетова, Voice of Freedom, Бишкек
Межэтнический конфликт 2010 года на юге Кыргызстана, унесший жизни около 500 человек, оставил в сердцах людей, особенно детей и женщин, тяжелую боль и чувство страха. Насколько государство смогло обеспечить людям помощь и поддержку в психологическом и социальном плане после конфликта? Этим вопросам посвящено исследование, которое провело Общественное объединение«Психическое здоровье и общество». Руководитель организации Бурул Макенбаева поделилась с Voice of Freedom о предварительных выводах исследования.
Voice of Freedom: Расскажите, пожалуйста, что это за исследование и в рамках чего оно проходит?
Бурул Макенбаева: Это проект freedomhouse.kg под названием «Право на доступ к социальной помощи для женщин и детей». В рамках исследования мы проанализировали Конституцию Кыргызской Республики, Международный Пакт об экономических, социальных и культурных правах и три закона: «Закон о психиатрической помощи, гарантиях прав граждан при ее оказании», «Закон об основах социального обслуживания» и «Закон об образовании». Получилось три сектора: здравоохранение, социальная помощь и образование.
В этих трех законах это право на социальную помощь отражено. При исследовании, как правило, правозащитный подход предусматривает два компонента для изучения – анализ законодательной базы и каким образом законодательство исполняется на практике.
Бурул Макенбаева считает, что для улучшения ситуации государственные органы Кыргызстана могли сделать больше…
VoF: Насколько остро, по вашему мнению, население юга нуждается в психиатрической помощи?
Б.М.: Мы использовали данные исследования другой организации «Исследование уровня потребностей населения», проведенного Общественным объединением «Семья и общество» при поддержке Фонда Сорос-Кыргызстан. Там говорится о высокой потребности в психосоциальной (психологической и психиатрической) помощи, они также обнаружили, что на юге растет уровень посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Это исследование проводилось в период с 2010 по 2011 годы. За это время уровень травмированных из числа опрошенных возрос до 60%, то есть, такое количество людей страдает ПТСР в той или иной степени.
VoF: В чем выражается это заболевание?
Б.М.: ПТСР – развивается постепенно, вначале его называют острой реакцией на стресс, со временем эта реакция может пройти, а может перейти в ПТСР и такой диагноз ставят спустя 6-12 месяцев, а иногда и позже. Посттравматическое расстройство снижает качество жизни, уменьшает социальную адаптацию, социальную продуктивность человека, также могут быть: замкнутость, навязчивые страхи, нежелание выходить в общество, раздражительность, агрессия, повторное переживание страхов. Это целый комплекс симптомов.
С учетом высокой потребности населения в психиатрической и психологической помощи, мы исследовали, как на это реагировали три ведомства: Министерства здравоохранения, образования, социальной защиты и местные власти. То есть, объектами нашего исследования были органы местного самоуправления (МСУ), госадминистрации, учреждения образования, социальной помощи и здравоохранения. Мы даем рекомендации этим органам, каким образом можно улучшить ситуацию.
VoF: Вы изучаете юридический аспект системы функционирования в этих структурах?
Б.М.: Да и подобные исследования мы проводим не первый год, уже знаем, какие процессы проходят в сфере того же здравоохранения, или наоборот, какие так и не происходят. В этот раз мы поставили на повестку вопрос – как Министерства отреагировали на конфликт и пост-конфликтную ситуацию.
Нам удалось выявить, что более релевантные меры предприняло Министерство здравоохранения, эти меры были правильно направлены, но не достигли полностью всех частей сообществ. Так, примеру при помощи российского гранта было организовано два кризисных центра и мобильные команды. Специалисты вышли из больших психиатрических институтов и пошли ближе к населению.
Но многие люди не знают о действующих кризисных центрах, у этих центров падает посещаемость. Кто знал, тот посетил, кто не знал, тот и не дошел, хотя уровень потребности в таких услугах высокий.
То есть, усилия верхней структуры и потребности населения, не встретились. Почему? Потому что населению более близки и наиболее доступны первичные пункты помощи, к которым относятся Группы семейных врачей (ГСВ), фельдшерско-акушерские пункты (ФАП) Центры семейной медицины (ЦСМ, бывшие поликлиники). Именно в этих местах нет специалистов, информации и не проводится необходимая работа с населением в сфере психиатрии.
Справка: Общественное объединение «Психическое здоровье и общество» создано в 2000 году. Главной целью организации является содействие реформе службы охраны психического здоровья в Кыргызской Республике. Она добивается, чтобы Кыргызская Республика соблюдала обязательства в рамках международных договоров и соглашений, выполняла свои обещания по отношению к своим гражданам и уважала права человека.
В Министерстве образования еще хуже дела обстоят. Тут мы опирались на другое исследование Лиги защитников прав ребенка – «Соблюдение прав ребенка в пост-конфликтной ситуации», потому что наиболее доступным учреждением являются школы. Это всегда большой источник знаний для местного населения. В этом исследовании также выявлено, что у детей тоже высочайшая потребность в такой помощи.
У населения есть доверие к школе, но школа не дает знаний о ПТСР, например. Более того, обнаружено, что не только дети, но и сами врачи и школьные педагоги тоже травмированы, у них тоже – стресс. И получается, что ни те, ни другие не имеют знаний, как с этим справляться.
В законе об образовании, к примеру, прописано, что образование должно строиться на потребностях общества и государства. А потребность такая есть, значит, сектор образования тоже должен реагировать на потребности в психосоциальной помощи, особенно в чрезвычайных ситуациях, к которым относится пост-конфликтная ситуация на юге.
Но мы не нашли никаких следов, что Министерство образования что-либо проводило, а на наш запрос они не отвечают. Мы сейчас думаем, идти ли к ним на переговоры или добиваться ответа через суд. Хотя я не думаю, что они делают это со зла, скорее всего, это вопрос документооборота, возможно, размытой ответственности – я могу только предполагать.
Что касается третьего сектора нашего исследования, там мы обнаружили, что Министерство социальной защиты ограничилось только выплатами. Хотя социальная реабилитация не ограничивается только выплатами и к социальной помощи относятся и дневные центры, и «горячие линии», и «телефоны доверия». Но этого ничего не было организовано.
VoF: Но ведь этим занимаются НПО…
Б.М.: Да, были иностранные доноры, которые сначала бросились на юг, а потом ушли. Представьте берег Иссык-Куля, по которому идет человек. После него остаются следы, а когда волна накатывает, то смывает их. Это схоже с донорской помощью, так как мы не можем ею воспользоваться правильно. И это проблема не доноров, а наша. Помощь нужно не только получить, но также институциализировать, включить полученные от них знания в нашу систему образования. Но тех же медсестер и врачей в образовательных учреждениях пичкают пустыми знаниями, упуская важное для населения знания.
Есть НПО, которые в свое время все это организовывали при поддержке доноров, но сейчас они сидят без финансирования. У Министерства соцзащиты нет нормальной политики на юге, оно до сих пор ни у кого из этих НПО не сделало закупку их услуг – соцзаказ. Хотя у министерства есть такая возможность. Да, оно не может самостоятельно все организовать, но у них есть возможность профинансировать тех, кто это уже умеет и готов делать.
НПО к ним не обращаются, так как не верят, что дадут финансирование, многие об этом не знают. С другой стороны, министерство не было проактивным, оно не приехало на юг, чтобы сказать: «Уважаемые НПО, у нашего населения есть проблемы, давайте совместно их решать». Скорее всего, многие НПО, у которых уже закончились донорские деньги, хотели бы продолжать деятельность, с учетом своего предыдущего опыта. И министерство должно было создать благоприятную среду для них именно в сфере потребностей населения, выступая в данном случае в качестве донора. Но ничего этого не сделано.
VoF: Как вы думаете, почему?
Б.М.: Потому что у министерства все время меняется руководство, у них нет целенаправленной политики. Я думаю, это отсутствие потенциала или скорее, недостаток его…
VoF: И что следует из всего этого?
Б.М.: Это еще не все, мы также заметили, что органы местного самоуправления и местные администрации имеют и полномочия, и обязательства для координации местных органов здравоохранения, соцзащиты, школы. Они могут координировать, чтобы последние работали с местным населением и реагировали на их проблемы. И здесь тоже проблема: ФАП, ГСВ, ЦСМ подчиняются министру здравоохранения, у них нет понимания, кто у них начальство. Проще говоря, они мэра (города Ош) не признают, потому что деньги получают из республиканского бюджета, им платит Министерство здравоохранения, оно же их назначает, проверяет. А вот мэрию они не признают, потому что мэра не признает и министр. И здесь встает вопрос коммуникации между центром и регионами.
Здесь выявляется много проблем: отсутствие взаимодействия между тремя министерствами, центральные власти не взаимодействуют с региональными органами власти в лице местных органов самоуправления. То есть, идет общая дискоординация, нет объединения усилий.
VoF: А что, по вашему мнению, смогла бы сделать мэрия?
Б.М.: В мэрии созданы координационные комиссии. Два года назад мы проводили исследование, как они работают. В Кыргызстане есть программа госгарантий, там есть лекарственный пакет – это гарантированные льготные лекарства, но их на местах не осваивают. Мы задавались вопросом, почему? А потому что врачи продают лекарства от других фирм. А то, что государство дает бесплатно, они их не выписывают, понимаете? Бедный человек еще вынужден покупать лекарства, а то, что ему гарантировало государство, оно не осваивается.
VoF: Почему так происходит?
Б.М.: Потому что никто этих врачей не проверяет, как они осваивают эти лекарства. Когда мы задали об этом вопрос, выяснилось, что координационные комиссии не собираются. Непонятно, кто члены этой комиссии, нет ни протоколов, ничего. Но потом они немного оживились под руководством мэра. Но, ни разу еще не выносили на повестку дня вопросы психического здоровья.
Нет коммуникаций и взаимодействия, этим всем ведь надо управлять. И поэтому в наших рекомендациях отмечено, что не надо увеличивать финансирование, нужно просто собрать всех (НПО, координационные комиссии, мэра) вместе и заставить их слушать друг друга, и думать, как лучше использовать имеющиеся ресурсы для того, чтобы лучше оказывать помощь населению.
VoF: А какой вы видите эту работу?
Б.М.: Например, у всех муниципальных органов есть муниципальная собственность – ну выделите эти помещения НПО. Допустим, есть НПО, у которого есть техника, компьютеры, опыт, персонал и мотивация, но закончились донорские деньги. Мэрия ведь может выделить им помещение, а Министерство здравоохранения пусть обучает членов этих НПО, Министерство соцзащиты дает им соцзаказ и пожалуйста, у вас будет функционировать уже муниципальный центр.
Кроме этого, Министерство образования должно издать приказ, разработать модули, включить их в план занятий и обучать тех же медсестер психическому здоровью. Известно, что на российский грант некоторых врачей уже обучили, но увеличьте им часы, дайте образовательные продукты, модули учебные. И главное, дайте им не просто какую-то «психологию космонавтов» или «спортивную психологию», а дайте практические знания, которые нужны обществу, и как того требует закон.
Я считаю, что должно быть широкое просвещение общества по вопросам психического здоровья. Мы ведь моем руки, так как знаем об инфекционных заболеваниях. Но мы ничего не знаем о психическом здоровье. Поэтому делаем вещи, которые нельзя делать. И родители часто запрещают детям делать то или иное, решают, куда ходить можно, а куда – нельзя. Они закрепляют этим посттравматическое расстройство у ребенка. Но не потому, что они нехорошие, а потому, что они сами травмированы, и не знают, как с этим бороться.
Но еще очень важно, что на юге не обеспечено справедливое правосудие и у людей страх и тревога будут всегда сохраняться, ни у кого нет уверенности, что трагедия не повторится завтра. Это главный политический вопрос, который будет все время поддерживать у людей такое расстройство.